Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Страница 20

— Да, не отсидишься ты на своем хуторе, твое высокоблагородие! — горько усмехнулся я. — Они тут поначалу все подчистую выгребут. До нитки ограбят. А потом зачистят лишние рты, оставят только тех, кто будет убирать для них хлеб, добывать уголь и валить лес. Рабов, короче… И тебя, поскольку ты старый и немощный, в газовую камеру отправят!

— Куда? — обернулся в изумлении старик.

— Патроны-то денег стоят, да и стволы горят… Не говоря уж о жутких моральных страданиях палачей. Вот и изобрели образованные европейцы такой способ массового уничтожения людей, чтобы сразу десятками тысяч на небо отправлять, — газовые камеры. Привозят ничего не подозревающих стариков, женщин и детей на пересыльный пункт. А там вроде как помывка организована — душ работает. И даже по кусочку мыла всем желающим дают и чистые полотенца. Народ радостно заходит и начинает мыться. Тут двери герметично закрываются, и вместо воды из душевых рожков начинает отравляющий газ идти. Пара минут — и все! Заходит бригада из таких же несчастных и оттаскивает тела в крематорий. А мыло и полотенца тщательно собирают — для новой партии жертв. Потому как истинный германец должен быть экономным! Поэтому аккуратно снятая и сложенная перед помывкой одежда тщательно сортируется и отправляется на склад. Ordnung und Aufsicht!

Пасько снова рухнул на колени и начал блевать. Добил я старичка своим рассказом. Да, дедуля, реальность, она ведь пострашней любой фантазии будет.

Как там Барский? Миша уже встал и, покачиваясь из стороны в сторону, смотрел невидящим взором куда-то вверх. Солнце выкатилось из-за горизонта, и небо стремительно наливалось синевой. Денек обещал стать ясным, солнечным и… жарким. Во всех отношениях.

— Миша, ты как?

Молчание. Я подошел и обнял парня за плечи. Рука сама нащупала на поясе флягу.

— Ну-ка, хлебни!

Барский машинально начал глотать. Похоже, даже не замечая, что пьет. На четвертом глотке я вырвал горлышко фляги из его рта. Хорош, а то мне еще не хватало пьяного на себе тащить. Да и мне самому не мешает принять сто граммов. Блин, теплая… Это уже становится нехорошей традицией — который раз за сутки прикладываюсь. И все без закуски, на ходу… Так и спиться недолго, если раньше не убьют… А что поделать? Третий тост — это святое!

— Миша, ты готов идти?

— Куда? — вяло спросил напарник.

— Я посмотрел — здесь не все. Наверное, часть раненых успели оттащить в лесок, как мы и договаривались. Надо их найти — им по-прежнему нужна помощь! Ты пойдешь со мной?

— Да-да, конечно! — То ли водка подействовала, то ли это была боязнь остаться в одиночку на этом поле смерти, но Барский быстро оживился. — Пойдем!

— Хватай узлы! И топай!

— Хлопчики, подождите! — раздалось за спиной. — Я с вами! Теперь это и моя война!

Старик догнал нас широкими шагами.

— Куда вы теперь?

— Своих искать. Раненых больше было, чем здесь… убитых.

— Чем я могу помочь?

— Подгоняй телегу в ту рощицу!

Пасько кивнул и быстро зашагал к оставленной на дороге кобылке. А мы с Мишей потопали вдоль состава, стараясь не смотреть на растерзанные тела. Роща встретила нас тишиной. Относительной, конечно, — ветер шумел в кронах невысоких топольков, щебетали какие-то птицы. Не было слышно людей! Сердце снова сжало нехорошее предчувствие. Неужели и здесь нашли? Внезапно за кустами мелькнуло что-то белое. Мы, не сговариваясь, бросили тюки и лишние стволы, бросились туда и… проскочили лесочек насквозь. Впереди, за редкой цепочкой молодых березок и неширокой полосой высокой травы, было очередное поле, засеянное гречихой.

— Ну и где тут что было?

— Померещилось? — оглядываясь по сторонам и щурясь от яркого утреннего солнца, спросил Барский.

— Миша, Игорь?! — удивленный женский голос шел, как казалось, прямо у нас из-под ног. — Мы думали, что вы уже не вернетесь!

— Марина?! — я внимательно посмотрел вниз. Ага, так здесь что-то типа… оврага! Пока в него не навернешься — не увидишь — он довольно узкий, и края густой травой заросли. А березки, похоже, специально тут высажены, чтобы стенки от размывания укрепить.

— Я это, я. Спускайтесь, а то… эти заметят!

В овраг пришлось буквально сползать — глубина оказалась приличной, метра три. На песчаном дне оказалось довольно сухо и на удивление просторно. Вот только после яркого света наверху я почти ничего не видел, кроме белого платья Марины.

— Кто здесь с тобой? Много удалось спасти?

— Всего сорок восемь человек! — сказала девушка бесцветным голосом и тихонько заплакала.

— Спокойно, красавица, спокойно! — Я сгреб девчонку в охапку. Оказавшись в кольце моих рук, Марина обмякла и зарыдала в голос. Видимо, держалась на последних остатках воли, а тут, почуяв даже такую чисто символическую защиту, не выдержала. — Миша, что стоишь, твою мать? Дуй за вещами и деда сюда тащи!

Барский пулей вылетел наружу, только подметки мелькнули да сыпануло на голову сухой землей. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и я разглядел лежавших вдоль стенки оврага людей. Неподвижных. Без сознания или… Да они, наверное, спят. Время-то раннее — только-только солнце встало, и шести утра нет. В основном тут были те, кто вчера на импровизированной сортировке был признан тяжелораненым. Или, наоборот, вообще не пострадал. Девчонки и мальчишки от двенадцати до шестнадцати лет. Кто-то из них, услышав шум, уже начал подниматься и пробираться поближе к нам.

— Что у вас произошло?

— Как ты и предупреждал — приехали немцы… — негромко ответил крепыш, что накануне на меня с кулаками бросался, паникером называл. Как его — Николай? — Мы едва успели первую партию раненых сюда перенести. Этот овраг Васька случайно нашел. Тут хорошо, вода рядом и… вообще… А тут танки! Мы из леса их увидели.