— Смелее, Миша, тропинка тебя не укусит! — подбодрил я напарника.
— Игорь, мне кажется, что там кто-то есть! — не оборачиваясь, сказал Барский.
— Хлопци, не стриляйте! — донеслось из зарослей. Голос мужской…
Меня словно пружиной подбросило: секунда — и я уже на ногах, «маузер» в руках, глаза обшаривают лес, мозг анализирует обстановку. Если это засада, то нам однозначно пиздец! Попробую сместиться левее…
— Кто там? А ну, выходи! — рявкнул срывающимся от волнения дискантом Барский.
— Не стриляйте! — повторил невидимый мужик. — Я зараз виходжу!
Из-за деревьев на полянку вылез здоровенный мужичище. Если судить по седой окладистой бороде — в немалых летах.
— Кто такой? Что здесь делаешь? — с интонацией героя-пограничника из детского спектакля спросил Барский, грозно насупив брови.
— Мене звати Гнат Пасько. Я тут хмиз збырав, — ответил старик.
— Сколько вас здесь? — в свою очередь спросил я, переместившись на самый край поляны. Если сейчас за ним еще кто-то вылезет — смогу бить во фланг.
— Тут тильки я та моя кобила. Жилкой звуть.
— Миша, держи его на мушке! — приказал я, вламываясь в заросли. Небольшой экскурс по лесу показал — старик не врет, кроме него и худой саврасой кобылы, запряженной в телегу, других живых существ в лесу не было. Телега действительно завалена тем самым «хмизом» — хворостом.
— Ну что? — спросил Барский, старательно выполняющий мою команду — все это время державший старика на прицеле.
— Все чисто!
— Что? — Барский не понял незнакомого термина.
— Нет никого. Только упомянутая кобыла, — пояснил я. — Диду, а откуда ты здесь взялся? Где ближайшее село?
— Так, хлопци, версты три на схид якраз и буде Татариновка. Село невелике, всього тридцять дворив.
— Ты слышал, что километрах в семи отсюда утром поезд разбомбили?
— Чув! — кивнул старик. — Мужики з косовиц поверталися, так розповили. Казали, що народу там германы побили видимо-невидимо.
— Место это знаешь?
— Так, знаю… — осторожно признался Пасько.
— Отвезти нас туда сможешь?
— Так, сможу… А що мени за це буде?
— Жить ты за это будешь! — хмыкнул я. — И, может быть, долго и счастливо.
— Грозышся? Мени вже симдесят рокив… И скильки людей погрожували мене вбити — и не пригадаю. Навить сам Петлюра… И де вони зараз? А я ось тут… хмиз збыраю! — с улыбкой ответил Гнат и вдруг добавил на чистом русском: — Да и не будете вы меня убивать — вы ведь хорошие парни, комсомольцы…
— А ты, диду, хитрый мужичок! — рассмеялся я, закидывая винтовку за спину.
— Да и ты хлопчик очень непростой! — огорошил Гнат.
— Ладно… Что хочешь за помощь?
— Винтарь хочу! — снова удивил Пасько.
— А на хрена он тебе? Стены в сарае вместо жердины подпирать?
— Ну… пригодится! — с хитрой улыбкой сказал Пасько. — У вас вон сколько винтарей, так неужели не дадите один пожилому человеку?
— Хер с тобой, пожилой… — согласился я, и стал доставать из своей укладки «маузер».
— Э, нет, хлопчик! — покачал головой Гнат. — Ты мне лучше русский винтарь дай! Он и понадежней и… вообще!
— Что «вообще»? — заинтересовался Барский, уже привыкший к своей мосинке.
— Если германы меня со своим винтарем поймают, то повесят сразу. А если с русским — то, может, еще и выкручусь. Кажу, что в лесу нашел.
— Да, в логике тебе не откажешь, старый хрыч! Миша, отдай ему трехлинейку.
— И патроны! — вставил дед.
— И патроны! — кивнул я. — Все равно их кот наплакал.
— А гранаты у вас есть?
— Ты, диду, меру-то знай! — усмехнулся я. — На кой черт тебе гранаты? Рыбу глушить?
— Так пригодятся! В хозяйстве все сгодится… когда-нибудь…
— Дам одну.
— Две! — упорствовал Пасько.
— Одну! — отрезал я. — У нас не военторг, они нам самим нужны. Для дела. И дам только тогда, когда на место нас привезешь.
— Договорились! — вздохнул старик. — Сейчас хворост скину, и можете залезать на телегу.
Ехали мы уже в полной темноте. Каким образом старик отыскивал дорогу — бог знает. Но кобылка уверенно трусила по узким, почти как звериные тропки, колеям. Первоначально я пытался контролировать направление движения по звездам, но после пятого поворота бросил это бессмысленное занятие. Пасько предложил покемарить, пока едем, и я согласился… на словах. Мишка отрубился сразу, а я продолжал бдить, в любой момент ожидая, что вредный старичок привезет нас прямиком в лапы немцев. Черт их, западенцев, знает, что у них в головах…
Было время обдумать все произошедшее.
Только сейчас, задним числом, я вдруг понял, что весь прошедший день ходил под смертью. Причем смертью глупой (хотя умной смерти вообще не бывает…), бессмысленной — мы, два дурачка, катались на мотоцикле под самым носом у фашистов, не сталкиваясь с ними лоб в лоб только божьим попущением. Как мог я, сорокапятилетний взрослый мужик, вести себя будто безбашенный подросток, совершенно игнорируя очевидную опасность? Да нам надо было по кустам шхериться, а мы, малолетние долбоебы, сами в пасть дракона лезли. Нет, ну ладно Барский — он реально подросток, но я?.. Неужели гормоны молодого тела напрочь отключили мозги? Это очень, очень тревожный признак — если так пойдет и дальше, дед до Победы не доживет.
Значит, нужно тщательней контролировать свои поступки и… слова. А то Миша сегодня уже пару раз после моих ляпов «зависал». Появление новых слов на амнезию не спишешь. И еще неплохо бы узнать, раз нам местный житель попался, где мы находимся и как быстрее до своих добраться.