Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Страница 17

— Эй, диду, а до Киева далеко?

— Ну ты и спросил, хлопчик! Верст триста!

— Хм… далеко! А город на востоке поближе?

— Бердичев, Житомир… — рассеянно ответил старик, явно думая о чем-то своем.

— А Ровно, Дубно, Луцк сейчас от нас в какую сторону?

— Дубно и Луцк — на запад, а Ровно — на северо-запад, — спокойно ответил Пасько. И куда только делась «ридна мова»? Интересный старичок… Петлюра, вишь, ему грозил… Было бы времени побольше, да обстановка поспокойней — побеседовал бы я с этим дедом… очень обстоятельно.

— О чем задумался, диду? О сале, небось, думаешь? — пытаюсь подначить Игната.

— Почему о сале? — Пасько удивился настолько, что даже вышел из своего самосозерцательного состояния.

— А вы, хохлы, всегда о сале думаете! — рассмеялся я.

Пасько тоже негромко хихикнул, показывая, что шутку принял. И тут же снова погрузился в раздумья. Поняв, что нормально поговорить не удастся, я, достав из ножен трофейный штык и подобранный на дороге камень, принялся точить оружие, поминая недобрым словом предыдущих хозяев.

Что любопытно — несмотря на беспокойный день, наступившую ночь и мерное покачивание телеги, мне совсем не хотелось спать. Возможно, причиной этому был бродивший в крови адреналин, хотя по всем прикидкам уже должен наступить откат, но организм не показывал признаков усталости. Я был бодр и, что удивительно, весел! Или, скорее, мною владела веселая злость — вместо нормального в сложившихся обстоятельствах желания забраться под самую глубокую корягу и там затихнуть, чтобы не нашли, мне хотелось встретить как можно больше людей в серо-зеленых мундирах и убить их. И желательно, чтобы они перед смертью помучились… Нет, я не садист, но мой разум, привыкший выдавать простые и очевидные решения поставленных жизнью задачек, не мог найти другого способа отомстить этим тварям за массовое убийство женщин и детей у поезда. И что характерно — я знаю мало подробностей о каких-то деталях Великой Отечественной войны, но прекрасно помню: увиденная мной сегодняшним утром зверская расправа над безоружными людьми — не частный случай, не отдельная ошибка несознательных исполнителей. Это система! Система, в которой смертоубийство поставлено на хорошо отлаженный конвейер. Я мог не помнить дату начала Сталинградской битвы, но зато прекрасно помнил документальные кадры из Освенцима — рассортированные с немецкой педантичностью кучи обуви: отдельно мужские ботинки, отдельно женские туфли и рядом — детские ботиночки.

Понимаю, что не все солдаты звери… Я ведь три раза был в Германии, прожил в этой стране несколько месяцев, видел немцев в их привычной среде, беседовал за кружкой пива с ветеранами вермахта… Выглядели они нормальными, адекватными людьми. Гитлера ругали… Но… Их ведь хорошо пристукнули после войны. Нахлобучили по самые уши! Не та уже немчура, не та… С теми, живущими в двадцать первом веке, мне было скучно… А с этими? А с этими — нет! Эти, мать их, соскучиться не дадут… Кто из наших писателей сказал во время войны: сколько раз встретишь немца — столько раз убей? Опять пробелы в знаниях — автора высказывания не помню, но сама фраза запала. Но тогда я ее не догнал, ибо не видел истоков ненависти. И только теперь я с ясной отчетливостью понимаю — неизвестный мне мужик был прав! Он знал, о чем говорил!

Я, блядь, клянусь, что не позволю им пристукнуть меня до тех пор, пока не укокошу соизмеримое количество фашистов. Да и после этого постараюсь удвоить счет! Чтобы за каждого убитого сегодня на моих глазах ребенка сдохли по два, а лучше — по три-четыре немца! И мне будет абсолютно по херу, кто они: докеры из Гамбурга, крестьяне, единственные кормильцы старух-матерей и малолетних ублюдков, пехотинцы, танкисты, летчики или полковые хлебопеки! Я убью каждого, до кого смогу дотянуться!

— Хлопчик, эй, хлопчик! — Пасько тронул меня за плечо. — Что с тобой?

— А что со мной? — удивительно спокойным голосом переспросил я.

— Ты ножик точишь, а сам зубами скрипишь! — объяснил старик.

— Ну извини, дед, не хотел тебя напугать!

— Меня напугать трудно, но… Ты ведь еще сопляк совсем — откуда столько злости?

— Вот на место приедем — увидишь, откуда что берется…

— Гм… видать там действительно много народа побили… — вздохнул старик. — Ты сколько сегодня германов взял?

«Взял»… Вот так по-простому, словно дело идет об охотничьих трофеях, лосях или кабанах, спросил Пасько. Чувствуется, что «охотничек» он еще тот.

— Четверых!

— Ого! — присвистнул дед.

— Мало. Очень мало, — я хмуро сплюнул куда-то в темноту.

— А сколько тебе лет, парень?

— Семнадцать. Будет. В ноябре.

— Надо же… А рассуждаешь как взрослый…

Прокалываюсь. На мелочах, на каких-то словах и выражениях. Штирлиц шел по зданию рейхканцелярии в буденовке и с балалайкой в руках. Никогда еще он не был так близок к провалу… А с другой стороны — неужели здесь найдется человек, который на полном серьезе заподозрит меня в переносе сознания? Можно и дальше симулировать амнезию, тем более что я действительно ничего не знаю о теперешней действительности.

— А зовут тебя как, хлопчик?

— Игорь. Игорь Глейман.

— Жиденок?

— Да, — легко согласился я. Не излагать же старику подробности своего генеалогического древа. — А у тебя с этим какие-то проблемы?

— С чем проблемы?

Надо же! Старый крестьянин легко «скушал» сложное «научное» слово! Ох, явно у него за плечами не три класса церковно-приходской школы!

— С антисемитизмом! Евреев не любишь?